бывает хозяин заведения, мистер Ли Хонг.
Следуя за Мэй-Линь по коридору к ее комнате, Сорок Седьмой размышлял, что собственно он с ней будет делать. Диане легко говорить: допроси, она должна много знать.  Оглушить если….так что ж она тогда расскажет?
Мэй-Линь аккуратно притворила за собой дверь и повернулась к клиенту. Мистер Риппер, считавший клиентом как раз ее,  ответил мрачным взглядом.
- У нас здесь редко бывают европейцы, – ласково сказала китаяночка  и попробовала присесть ему на колени.
Клиент небрежно отпихнул ее:
- Нет.
- Проблемы? Я могу массаж…
- Нет. Я здесь по делу, мне надо кое-что узнать.
Мэй-Линь замерла, что-то прикидывая в уме, и опять заулыбалась:
- Услуга за услугу? Ты поможешь мне выбраться отсюда?
- Допустим.
- У меня есть шифр к сейфу мистера Хонга, пошарила однажды у него по карманам.
Сорок Седьмой кивнул, отогнав мысль, не проще ли ее сразу прикончить:
- Проще всего задним двором и через забор. Там высоко, я тебе помогу.
Охранников они миновали, притворяясь воркующей парочкой. Пару раз  Мэй-Линь притискивалась к  Сорок Седьмому и, мурлыча, делала вид, что расстегивает ему ширинку.  Он замирал, стиснув зубы,  и  опускал лицо к ее волосам. Китаянка пахла сладкими ароматическими маслами, и запах этот прогонял навязчивое ощущение неприятного медосмотра.
У ворот девушка сунула своему провожатому клочок бумаги с шифром. Глаза ее насмешливо блестели:
- Спасибо,  красавчик! Будь осторожен! У Хонга уже сидит в подвале один американец.
Она в последний раз повисла у него на шее и звонко поцеловала.
Сорок Седьмой покачал  головой и направился обратно в ресторан, задумчиво потирая поцелованную щеку.
Охранника подходящего роста пришлось выслеживать долго, повезло, что он зашел в туалет.
Лысый охранник- европеец быстрым уверенным шагом прошел в апартаменты Ли Хонга.
Главное не суетиться и всем своим видом излучать невозмутимую уверенность. Умница Сорок Восьмой называл это Аурой и утверждал, что видел протоколы экспериментов, подтверждающих  наличие у них каких-то особых  пси-способностей.  Сорок Седьмой не очень ему верил и твердо знал только, что если не нервничать, все пройдет успешно.
И все прошло успешно,  мистер Ли Хонг  только и успел что изумленно сказать: «Ты? Но…»
Лысый охранник забрал из сейфа папку с документами, вернулся в ресторан и скрылся за дверью туалета.
     
Мальчик лет шести  сидит за столом и рисует, склоняя голову то влево, то вправо.
Морщится недовольно, стирает, рисует снова. На листе перед ним  кособокий, схематичный  человечек стреляет из любовно заштрихованного, чуть ли не выпуклого,  автомата.
Комната маленькая, обстановка ее неуловимо пахнет больницей. В комнату заглядывает Мария Ковач:
- Сорок Семь! Отбой не про тебя объявлен?
- Я еще не закончил, - отвечает мальчик, не отрываясь от рисунка.
- Лысик, прекрати! Марш в постель.
Сорок Седьмой стискивает челюсти и мотает головой:
-  Нет.
- Профессору скажу! Знаешь, что бывает с непослушными мальчишками?
Мальчик поворачивается к ней:
- Знаю.  Они становятся бракованной серией.
Лицо Марии застывает:
- Кто тебе сказал такое?
Мальчик номер 47 пожимает плечами:
- И так понятно. Есть Семнадцать, Двадцать Семь и Сороковые. Тридцатые были, но их забраковали.
- Тем более. Если ты не будешь слушаться…
Сорок Седьмой садится на постель и начинает раздеваться.
- Ты не переживай ,- успокаивающе говорит он ,- Меня не тронут. У меня показатели самые лучшие в группе.
- Не зазнавайся, - напоминает педагог  Ковач.
- Ты почитаешь? – спрашивает мальчик, ныряя под одеяло, - сегодня моя очередь слушать.
…………
- А петух лису с одного удара зарубил? – сонно спрашивает мальчик.
- Не знаю. Наверное.
- Правильно чтобы с одного… Я, когда вырасту, только так и буду делать. Раз и все!…А еще у меня будет большой дом, а в нем – оружейная комната. У меня все-все будет, и СВД, и миниган…Мария, ты что? Ты плачешь? Ты мне только скажи, если кто тебя обидит, я…
Парк  в солнечный воскресный день. Со стороны доносятся крики играющих детей и смех гуляющей молодежи, но одна короткая, словно обрубленная, аллея пуста, она расположена с краю, слишком близко к шоссе и никого не привлекает.
Впрочем, на одной из скамеек сидят двое: мужчина в черном костюме и женщина в легком летнем платье и очках от солнца.
Женщина сосредоточенно перелистывает какие-то документы.
- Здесь не все, - говорит она, захлопнув папку.
Мужчина безразлично пожимает плечами:
- То, что было в сейфе.
- Здесь упоминаются документы о проекте «Риппер», но их нет.
- Восхищен вашей наблюдательностью, Диана, - отвечает он. Взгляд его при этом сфокусирован на шее собеседницы, словно он примеряется в порыве этого самого восхищения придушить ее.
- Мистер Тобиас Риппер, - чеканит Диана,-  понимаю желание оградить свою личную жизнь, но я должна знать своих сотрудников. Я не могу полагаться на людей, самовольно утаивающих документы. Если это повторится, Агентство будет вынуждено расстаться с вами.
Мистер Риппер качает головой:
- Вряд ли. Я – лучший.

  Двое мальчишек, выглядящих абсолютными близнецами,  угрюмо   вышагивают по коридору. Их сопровождает широкоплечий санитар с электрошокером на поясе.
Перед мальчиками распахивается  дверь кабинета с табличкой «д-р М. Ковач».
Раздается легкое жужжание, в сканирующих лучах засвечиваются татуировки-штрихкоды на лысых затылках мальчишек.
- А, Сорок Семь и Сорок Восемь! – приветствует их Мария , - Ну, расскажите мне, зачем вам понадобилось устраивать это безобразие?
- Какое ? – невинно спрашивает Сорок Восемь.
Сорок Семь  отводит взгляд.
- Ах, какое! Вы  унесли оружие с занятий к себе в комнаты  и….
- Это Двадцать Седьмой сделал.
- Двадцать Седьмой на этом попался! А кто его подучил? А у кого под  матрасом нашли  нож?  А натюрморт из потрошеных кошек в коридоре?
Сороковые переглядываются, с кошками развлекался Семнадцатый.
Мария еще многое говорит им, но, распекая и внушая Правила, она думает совсем другое.
«Боже,- думает она, - чего мы хотим от них? Будущие идеальные убийцы. Прекрасные рефлексы, высокая обучаемость, точность мышления. И при этом полное послушание? Да возможно ли это?»
- Мы делаем то, что умеем, - подает голос Сорок Седьмой.
- Сопляки! Вы ничего еще не умеете! И ничего не знаете! Даже того, что кошки – безвредные живые существа! Очень сомневаюсь, что когда-нибудь кто-нибудь закажет вам кошку. 

Сорок Седьмой, притаившись за углом здания, целится в часового.
Выстрел. Цель падает. Одновременно в наушнике слышится голос Дианы:
« Поторопись. В твоем распоряжении не больше двадцати минут.»
- Не лезь под руку,  - шепчет он.
«Я не лезу, а осуществляю информационную поддержку.»
- Я в такой поддержке не нуждаюсь, - и отключает связь.
В офисе Агентства Диана  обшаривает взглядом поверхность стола, выбирает папку потяжелее и с чувством ударяет ею по столешнице. После этого она откидывается на спинку кресла и ждет.

- Профессор, мне очень не нравится то, что происходит с нашими мальчиками. Они ожесточаются. И…нельзя так с ними, они же люди. Дети.
- Ну-ну, - успокаивающе рокочет профессор Орт-Мейер, -Показатели у них вполне стабильные, разве что Семнадцатый несколько более…склонен к агрессии. И не надо поддаваться эмоциям, ну какие же они дети? Кто их рожал? Кроме инкубатора, хе-хе. Они – клоны, химеры.
- Дети, - упрямо повторяет Мария и пробует зайти с другой стороны , -  С их способностями-то! Мы могли бы воспитать  из них великих ученых или общественных деятелей, а делаем убийц!
- Не все сразу, дорогая моя. Развитие физических способностей дается легче, чем ментальных, и поэтому для первоочередного проекта выбрано…
«Дело в том, - думают они практически одновременно,- что на наемных убийц есть спрос. И даже конкретный заказ. В отличие от математиков.»
Но вслух этого никто не произносит.
В это время в туалетной комнате возле жилых помещений брызги ослепительно алой крови пятнают белый кафель. Двое мальчишек  сосредоточенно бьют третьего, внешне очень похожего на них. Это Сорок Семь и Сорок Восемь объясняют Семнадцатому, насколько сильно доктор Ковач расстроилась из-за кошек.

Сорок Седьмой со снайперcкой  винтовкой в руках внимательно изучает окно противоположного здания. Морщится недовольно и включает связь:
- Диана, мне нужна дополнительная  информация по цели.

В числе заказчиков и спонсоров проекта «Риппер»:  глава гонконгской триады, мистер Ли Хонг;  некий латиноамериканец  Очоа;  Франц Фукс…
- ЧТО? – говорит Диана, - Джереми, ты уже отослал задание Сорок Седьмому?
- Да.
- Отозвать! Нет, постой!
Она задумывается:
- Ничего, все в порядке.  Выполнит – хорошо, «перевыполнит» - …мы ничего не теряем.
- А если не выполнит вовсе?
- Кажется,  этого он не умеет, - отвечает Диана и продолжает читать отчет.

- Мария, - говорит профессор Орт-Мейер, смягчив насколько возможно свой скрипучий голос ,-  Я понимаю, что это очень тяжелая работа. Мы все устали. Я очень ценю ваши усилия, но в последнее время вы делаете что-то не то. За что вчера был наказан Семнадцатый?
   - Он принялся  издеваться над Двадцать Седьмым. Мы рисковали остаться с тремя клонами вместо четырех.
- Двадцатке туда и дорога, - машет рукой профессор, - Я его оставил только, чтобы не нарушать иерархию группы. Проще говоря, именно для того, чтобы Семнадцатому было на кого выплескивать свою агрессию. На вашем месте, доктор Ковач, я больше озаботился бы перепадами настроения у Сороковых.
- Это как раз нормальное подростковое поведение. Иногда они ведут себя как самые обычные мальчишки. По-человечески.
- Им это не нужно. Прекратите считать их людьми, наконец!
- А вы кем их считаете? Цветочками? Куклами? Не наигрались в детстве?!

Франц Фукс переодевается перед выходом из бассейна, когда у него за спиной чуть слышно щелкает дверь раздевалки, и тугая  режущая боль охватывает шею.
Сорок Седьмой аккуратно укладывает задушенного в углу кабинки и уходит.
Убийство со спины. Надо было бы поглядеть ему в глаза, надо было напомнить.
Человек в черном костюме выходит из отеля с чемоданчиком в руке. Он недоволен собой, словно вдруг уличил  себя в трусости. С другой стороны, все эти финальные фразы…болтовня и показуха, он этого не умеет.

Четверо мальчишек  ждут  у двери кабинета.
- Уколы будут делать,- сообщает  Семнадцатый  с ухмылкой, - В задницу.
- Под лопатку, - говорит Сорок Восьмой, - От дифтерии,  под лопатку.
- Все-то ты знаешь, умник.
- У меня память хорошая. Я у Марии журнал с графиком прививок видел.
При упоминании о докторе Ковач оба Сороковых мрачнеют, а Семнадцатый заявляет:
- А я рад, что она ушла. Конечно, вы у нее в любимчиках ходили! Размякли совсем, трусы нестабильные!
Сорок Восьмой презрительно пропускает этот небывалый термин мимо ушей, а Сорок Седьмой настороженно прищуривается:
- Я – не трус.
- А чем докажешь? Штрихкод свой на руке вырежешь? - нехороший огонек загорается  в глазах Семнадцатого, - Скальпелем?
- Не пойдет, - рассудительно перебивает Сорок Восемь, - у нас с ним болевая чувствительность заниженная, я  характеристики видел.
- Я не дамся укол делать, - говорит Сорок Семь.
- Вот и трус! - кричит Семнадцатый.
- Трусы будете вы, если послушаетесь  и дадитесь.
Теперь опасный огонек появляется и у Сорок Восьмого в глазах:
- Кто дольше продержится! Идет?
- Кроме Двадцатки?
- Еще чего!
Трое  окружают четвертого, стоявшего до сих пор в стороне.
- Уколы будут делать!
- Болю-ючие!
- Так ты не давайся! И мы тоже!
- Да ничего тебе не будет!
- А то из нормативов выпадешь! Как это: мы все не даемся, а ты согласен. Cкажут: нестабильный.
Кто-то перхает от сдерживаемого смеха. Двадцать Седьмому тяжело что-либо объяснить, проще обмануть.

- Джереми, - задумчиво говорит Диана, - Зачем он это делает? Зачем убивает основателей проекта «Риппер» ?
- Недоволен результатом, - хмыкает парень.
- Да? Чем же это… Хотя, конечно, ему самому виднее. У всего всегда есть причина.
- Представьте себя на его месте. У вас была бы?
- У меня  причина и так есть. На моем собственном месте. В твоем рапорте сказано, что профессор закладывает новую серию опытов. Клоны ускоренного созревания, надежные и управляемые… Не думаю, что мы в этом нуждаемся.

Сорок Семь и Сорок Восемь сидят на лужайке  в саду.
- Они нас когда-нибудь выпустят отсюда? –  спрашивает Сорок Восемь.
Сорок Седьмой пожимает плечами:
- А ты хотел бы?
- Дурацкий вопрос, - отвечает Сорок Восемь и  чертит прутиком по проплешине газона:
- Смотри, вот наши комнаты. Тут и тут видеокамеры. Комната охранников. Лифт.  Если вывести камеры из строя, можно успеть дойти до лифта и подняться на медицинские этажи. Комната управления на другом этаже, там дверь с кодовым замком и даже если…
Сорок Восемь жирно перечеркивает свой рисунок:
- То на выходе – сканер, считывающий вот это!
Он хлопает себя по затылку.
- Точно?
- Семнадцатый пробовал пройти.
- Я не знал.
- Да он хромает уже неделю, так его шокерами обработали.
- Я не заметил.
Сорок Восемь пристально смотрит на «братца»:
- Ты последние дни тормозной как Двадцатка. Что случилось?
- Кролик мой помер.
- Тьфу! Клон бракованный, только и всего.
Сорок Седьмой вскакивает и валит его на траву:
- Он не клон. Он обычный. У него срок жизни маленький!
Сорок Восемь дергает  его за ногу, подминает под себя и шипит:
- Псих нестабильный! Еле выбрались погулять без надзора, а он драку устраивает. Заметят – обследованиями замучат.
Сорок Семь высвобождается, откатывается в сторону и говорит:
- Уже замучили. Рост, вес, иголками тычут, лезут всюду. Нашли себе подопытного кролика.  Ненавижу.
- Кролики бывает тоже…,- неопределенно тянет Сорок Восемь,- Помнишь, как твой зверюга мне чуть палец не откусил?
- После этого ты его в угол больше не загонял и за усы не дергал.
Они смотрят друг на друга. Словно в зеркало глядятся.
- Слушай! – вдохновенно шепчет Сорок Восемь, - Если мы и кролики, то не беззубые.
Они перешептываются вполне дружески, потом встают, чтобы уйти, и Сорок Восемь спрашивает:
- Так ты серьезно насчет своего  кролика? Я всегда  думал – притворяешься. Что территорию обследуешь, когда он убегает. Помнишь, он к охранникам в комнату забежал?
- Одно другому не мешает, - отвечает Сорок Седьмой и чувствует свое превосходство над Восьмым. Превосходство  где-то помимо тира, где Сорок Седьмой всегда набирает больше очков.

- Мистер Риппер, -  говорит Диана, - У меня есть новый заказ. Цель – профессор Орт-Мейер, у него частная клиника и исследовательский центр в …
- Я знаю.
- Наверное, ты все равно собирался туда наведаться?
- Нет, - отвечает Сорок Седьмой после небольшой паузы.
- Ты непоследователен, - упрекает Диана.
- Трудно поднять руку на…, - он опять замолкает, подбирая слова, - на того, кто дал тебе жизнь. И поломал ее.
- Ты берешься за это задание?
- Да, но мне потребуется…
- Информационная поддержка, оружие. Учти: всю документацию надо изъять.
- Кто заказчик? – вопреки обыкновению интересуется он.
- Агентство, - отвечает Диана и думает: «Я».

Из-за проливного дождя едва начавшийся вечер кажется непроглядной уже ночью. Человек в черном костюме торопливо поднимается на крыльцо клиники. 
- Моя фамилия Мертцгер,  - сообщает он в микрофон, - У меня встреча с профессором Орт-Мейером.

Медицинский кабинет.  Сорок Седьмой с непроницаемым выражением лица сидит за столом   и вертит в руках  пробирку. Время от времени он поглядывает на валяющихся  без сознания врача и санитара.
В кабинет врываются  двое охранников. Сорок Семь аккуратно возвращает пробирку на штатив и выжидающе смотрит на них.
- Черт!  – вскрикивает один из людей, - Да он свихнулся!
- Мне надоели медосмотры, - говорит клон.
Десять минут спустя  Сорок Седьмой сидит на кушетке и односложно отвечает на вопросы профессора Орт-Мейера.  Охрана томится в углу.
- Ты понимаешь, что сделал?
- Они  живы.
- Ты напал без приказа!
- Они  мне надоели.
- Ты не должен самостоятельно принимать такие решения.
- Почему?
- Ты обладаешь слишком большими способностями и должен применять их благоразумно.
- Я был благоразумен. Они живы.
Профессор переводит дух:
- Ты замечательно все проделал, быстро и профессионально, но мне не хотелось бы, чтобы ты опять сделал это.
- Я ничего и не сделал. Они  живы.
Один из охранников  закатывает глаза и тихонько стонет. Второй выглядит, скорее, напуганным.
- Сорок Семь, обещаю сократить тебе количество медицинских процедур до самого минимума, но  ты должен понять…

Мистер Тобиас Риппер поднимается по лестнице и стучит в дверь кабинета с массивной, сверкающей золотом табличкой.
На мгновение он чувствует себя  лопоухим мальчишкой, которому предстоит получить выволочку за поведение.

Тир.  Клоны выстраиваются на огневом рубеже с оружием в руках. Сорок Седьмой презрительно фыркает, делает шаг назад. И еще, и еще.
- Вот это подходяще! – объявляет он, увеличив дистанцию чуть ли не вдвое.
- Сорок Семь! – командует инструктор, - Вернуться в строй!
- Там пусть Двадцатый стоит! – огрызается Сорок Седьмой  и несколькими быстрыми выстрелами пририсовывает мишени широкую улыбку.
Сорок Восьмой делает то же самое, но улыбка получается кривая.

- А-а! – скрипуче восторгается профессор Орт-Мейер, - Кто пришел! Возвращение блудного сына. Ну, иди сюда, к папочке!
- Поднимите руки и ничего не трогайте, - предупреждает Сорок Седьмой, наставив  пистолет на своего создателя.

Спортзал.  Семнадцатый мутузит неповоротливого Двадцать Седьмого.
Сорок Семь и Сорок Восемь исполняют сложный поединок похожий на молниеносные броски двух кобр.
- Через две недели, - шепчет Сорок Восемь во время очередного захвата.
- Что?
- Нас будут показывать заказчикам.
- Откуда знаешь?
- А я наблюдательный!
- Эй, Сороковые! – подает голос инструктор,- что там за разговорчики!
Двое оборачиваются. Одинаковые лица, сжатые в ниточку губы, прищуренные глаза, худые шеи. Еще не мужчины, но уже  никак не мальчишки. Инструктор невольно делает шаг назад.
-  Он обозвал меня нестабильным  полиплоидом, - объясняет Сорок Восемь, -  а я ему ответил, что рецессивные аллели не влияют на фенотип и….
- Продолжайте работать, - говорит инструктор, решив не связываться,  и накидывается на вторую пару, - Двадцатый! Что ты топчешься!
- Да, сэр! – поддакивает Семнадцатый, - Уберите его от меня. Давайте мы с вами отработаем.
Три минуты спустя он говорит:
- Ох, я не хотел, сэр. . . Я не думал, что у вас такие хрупкие кости.
И усмехается.

- Только дойдя до конца пути, понимаешь, что шел не в ту сторону, - задумчиво говорит профессор, - Столько лет напряженной работы и  каков результат?  Глупый

Еще Произведение аффтора

7&8

Pride comes before to fall…
( The Bible. The Beatles)
Вместо пролога

   Двое залегли в засаде, пристроили обрезы на коленях и передают друг другу бинокль.
- Ну что?
- Открыл посылку. Читает.
- Дай я погляжу на его морду!
- Сколько с него запросили?
- 500 тыщ.
- Фьюу! Он что, подпольный миллионер?
- Да нет, тут что-то другое, не в деньгах дело…
  Лысый человек в потрепанных брюках читает письмо, стоя у ворот маленькой церкви.
«… надеемся, что Вы оцените наше истинно сицилийское гостеприимство.  А пока падре Витторио погостит у нас в качестве гаранта Вашего хорошего поведения, наше послание должно дать понять, что произойдет с ним в противном случае…»
Человек аккуратно складывает письмо, убирает в карман и наподдает ногой посылочный ящик.  В дорожную пыль выпадает дохлая рыбина.
Он возвращается к прерванной работе в саду, но хмурится все сильнее и сильнее, отставляет лопату в сторону и опускается на одно колено.
- Pater noster qui es in cealis…
  В ярких лучах солнца проступает бледный татуированный штрих-код у него на затылке. 640509-040147.
- Господи, - говорит Сорок Седьмой, - если ты всеведущ, ты должен знать, что у меня нет выбора.
   
    Экран ноутбука – светящееся пятно в полумраке. Распластанный фоном  значок похож на перекошенного угловатого краба с очень острыми клешнями.
    - Агентство? Это Сорок  Семь. Пин–код: BRO3886.  Соедините меня с Дианой Вернвуд.
- Рада слышать тебя, Сорок Седьмой. Мы думали, что ты погиб.
- Диана, мне нужна информация.  Джузеппе Джулиани. Палермо, Сицилия.
- Я пришлю то, что удастся найти.

Далеко- далеко от пыльных дорог, выгоревшей травы и маленькой церкви, у ворот которой  тощие кошки поедают жирную рыбину,  Диана Вернвуд улыбается и говорит:
- Мы его достали, Джереми. Пройдись по отложенным заказам, обнови информацию. Скоро  у нас опять будет отличный исполнитель. 
- Думаете, он согласится?
- Должен. Не сейчас, так потом. Потому что на вилле Джулиани святого отца уже нет, Борис перевез его в другое место. Следующую порцию информации он может получить только от нас. Коготок увяз - всей птичке пропасть.
Диана по-кошачьи потягивается и мечтательно говорит:
- Представляю, что наш мистер Риппер устроит на вилле у этого мафиозо.
- Нам предупредить его?
- Чего ради? Посмотри в картотеке, нет ли у нас заказа на дона Джулиани, убьем двух зайцев.

Человек в черном костюме прячется на пригорке неподалеку от виллы дона Джулиани.
- Еще раз повторяю, - говорит он скучным голосом, - Мне не нужна работа.  Только этот раз и все.
- Да, я понимаю, - ласково отвечает Диана, - ты  очень богат. Ты - почти легенда. О тебе наслышаны, но никто не верит в твое существование.
- Неправда, у меня нет денег, но я не собираюсь возвращаться. 
- Хорошо, а заплатить за предоставленную информацию средства найдутся?
- У меня нет денег.  Диана, я не намерен больше работать. Мне надо спасти друга.
- Друга? Во что ты там превратился, Сорок Семь?
Сорок Седьмой обрывает связь. Сосредоточенно перекрестившись, он начинает спускаться к вилле. Из-за поворота как раз вышел почтальон, направляющийся туда же. А по левую сторону маячат очень привлекательные густые кусты.

                                                                      47

  Плеер тихонько наигрывает старые шлягеры. Битлз поют о неудаче в любви и гордости, предшествующей падению. Щебечет канарейка в клетке. Не могу сказать, что не люблю тихие скучные вечера. Слишком много переездов, гостиниц, чужих городов позади. Чужих? Какой  город я могу назвать своим? Не надо об этом, здесь и сейчас – мой дом. Я просовываю палец в клетку, чтобы почесать шейку птице, и вспоминаю свой визит в зоомагазин.
- Мне…э…ту птичку.
- Канарейку? Вам мальчика или девочку?
- Э…Мальчика. Конечно. Скажите, сколько ему нужно оставлять корма, когда я  в отъезде?
Представляю, что скажет Диана, если узнает. Вскинет брови и с ласковым удивлением произнесет: « Что это с тобой, Сорок Семь?»
Ничего,  покажу ей  статью в энциклопедии, где сказано, что шахтеры издавна использовали канареек для обнаружения рудничного газа. Почему бы и мне не иметь живую сигнализацию?
- Наш мальчик любит зверюшек, - чудится голос Сорок Восьмого.
Куски полутьмы сцепляются со складками занавески, вылепляя  мальчишескую фигуру, небрежно присевшую на подоконник.
- Сорок Седьмой у нас сентимента-альный. Кролику в садике тра-авку рвёт.  Семнадцатый, ты тушеную крольчатину любишь?
Обычно я не отвечал на эти подначки.  Никто и не ожидал, что отвечу, Семнадцатому хватало Двадцатки для издевательств, а Восьмой… не знаю, иногда казалось, что он просто хочет похвастать новыми словами. Умник.
- Мальчик теперь завел себе птичку и уверяет сам себя, что это его охранная система. У-ми-ли-тель-но!
Воспоминания -  вот что с тобой делают тишина и скука. Я  решаю спуститься в подвал. Когда смотришь на мишень в тире сквозь прицел,  становится не до посторонних мыслей, но тут пиликает сигнал пришедшего сообщения.

Сорок Седьмой сидит за столом перед раскрытым ноутбуком. Он читает пришедшее сообщение, утомленно соединяет ладони и, зажмурившись, опускает лицо на сложенные пальцы. Со стороны можно подумать, что он молится.
Но вот он резко поднимает голову, к чему-то прислушивается, закрывает файл и еще несколько минут смотрит куда-то сквозь кроваво-красного «краба» на мониторе. Ему не нравится то, что он прочел.
    «Сорок Семь, мы потеряли след. Где похитители держат в настоящий момент отца Витторио – неизвестно. Мы продолжим собирать информацию, но Вы сами понимаете, какие расходы это повлечет. Если бы Вы взяли на себя выполнение нижеследующего заказа, это позволило бы…»
Он кивает сам себе. Да, как ни прискорбно. Да. 
Щелчок по файлу вложения услужливо показывает  лицо гладковолосой блондинки с властно сжатыми губами. Ханнелора фон Кампрад. Главврач частной клиники, чем-то кому-то очень помешавшая. Некрасивое, но притягивающее взгляд лицо. Горлышко серебристой водолазки торчит над  воротничком накрахмаленного халата.
До сих пор он знал только одну женщину-врача…

…Писать упражнения в тетрадях надоело всем четверым, и Семнадцатый завел разговор о женщинах. Громко сказано, конечно. Нам было лет по десять тогда, какие женщины. О девочках, почему их нет с нами, у нас, почему сделали только нас, не собирается ли профессор, а кто видел и кто знает…И так далее. Верные  слова путались с неверными, мы могли сказать и «девки», и «женщины», вкладывая одинаковый смысл, с одинаковой интонацией. Семнадцатый даже сказанул «самки», но Восьмерка изобразил рвотные позывы и прошипел «в виварий, животное». Я показал большой палец, радуясь что Изверга поставили на место, а наш Умник сложил руки на груди и назидательно изрек:
- Общепринято считать, что женщины более хрупки и плаксивы, чем мужчины. Они не годятся.
- Доктор Ковач не такая, - сказал я.
- А она что, женщина? Я думал, они только в кино, – переспросил Двадцатка.
Умник не удостоил вниманием нашего дурачка, а мне ответил:
- Так сразу не скажешь, надо проверить. Вот как тебе заломить руку, чтоб  завизжал, а?
- Попробуй только, шею сверну.
   Семнадцатый уже напрягся в предвкушении зрелища, но тут пришел преподаватель проверять выполненные задания. Я получил выговор за то, что написал  «wipe» вместо «wire». Изверг ухмыльнулся, а Умник сказал « Полотенцем тоже можно придушить» и подмигнул.
   Через два дня вечером мы, двое Сороковых, околачивались возле охранника на входе на этаж персонала. Восьмерка затеял вдумчивую беседу о видах и преимуществах подствольных направляющих. Тем временем я пробрался в душевую, защелочка там была хлипкая,  и посыпал осколками разбитого флакона коврик перед кабинкой. Я даже не задержался рассмотреть силуэт нашей воспитательницы, просвечивающий сквозь матовые створки. Гораздо сильнее мне хотелось чисто исполнить задуманное. Призрак я или нет? Прозвище невозможно любить, но так легко начать им гордиться.
Вскоре охранник опомнился и прогнал нас оттуда. Мы успели увидеть Марию, выходящую из душа, ее неестественно выпрямленную спину и  прикушенную губу. На ней были шлепанцы без задников, пятка правой ноги испачкана кровью.
- Что-то не слышно визгов, - сказал я.
- Начинаю верить Бревну, - прошептал Восьмерка с ноткой восторга, - она – не женщина, она лучше…

Шаги стучат по плиточному полу. Журчит фонтанчик посреди вазонов с пышной тропической растительностью. «Доктор примет вас через пять минут, подождите, пожалуйста.»
Сорок Седьмой садится, по привычке аккуратно поддернув на коленях  больничную пижаму. Он подождет и вспомнит еще кое-что.

… Серый неприметный дворик, такой маленький, что кроме мусорных баков, тут уже и поместиться негде. Осенняя изморось в воздухе. Пальцы скользят по гладкой пластмассе. Я зубами стягиваю с руки прилипшую черную перчатку и  колочу по кнопкам мобильника. Неосмотрительно. Не забыть протереть.
- Диана, -  осипшим голосом говорю я, - что это за фокусы, почему мне дают неверную информацию?
- В чем дело? –  интересуется мой бессменный куратор.
- Клиент не один, с ним мальчишка. Сын, по-видимому
Неловкая заминка, но когда Диана отвечает, голос ее по-прежнему спокоен и чуть снисходителен:
- Вам было сказано, что объект обедает в этом ресторане каждый день. Что здесь неверно?  Заказ должен быть выполнен.
- Я установил взрывчатку на их машину.
Холодный как повисшая в воздухе влага ответ:
- Идеальное исполнение не всегда достижимо. Это очень серьезный заказ, неустойка дорого обойдется. Не ожидала таких сантиментов от…
Я убираю телефон, стираю со щеки капли недоразвитого дождя  и, надвинув поглубже форменную фуражку, выхожу из дворика. Чувства ни при чем, но я люблю делать работу чисто. Будем надеяться, что швейцар, ковыряющийся у машины, не привлечет излишнего внимания в этот пасмурный день. Снять – это не поставить, на это надо побольше времени.  Шаги. Не будем оборачиваться, я занят делом.
- Это наша машина. Что вы там ищете? – что-то слишком знакомое тычется мне промеж лопаток.
Медленно оборачиваюсь. Мальчишка. Оттопыренные уши, нос присыпан бледными веснушками, любопытный взгляд, игрушечный пистолет в руке.
- Там что-то прилипло к днищу, - говорю я - Нехорошо это, надо убрать.
- Быстрее! – командует он, - Сейчас придет папа, он любит, чтоб все было в порядке.
- Я тоже это люблю.
Черная коробочка, наполненная дремлющей смертью, перебирается в мой карман.
- Тебе нравится оружие, да?
Надо же, покраснел, веснушки проступили четче.
- Угу. Как я к тебе подобрался! Здорово!
Мальчик с пластиковой болванкой в руке, мечтающий о настоящем оружии.  Он думает, это так просто, взял в руку и всё. Нет, есть еще многое, о чем совершенно не стоит мечтать. Радуйся, мальчик, у тебя этого никогда не будет. Ты все равно, что мяукающий котенок, которому кажется, что у него почти получаются слова. У-ми-ли-тель-но…

Ханнелора приветливо улыбается:
- Добрый день, господин Андерсон.
-  Добрый, - откликается Сорок Седьмой, мельком представив себе настоящего Андерсона, мирно посапывающего у себя в комнате. В шкафу.
Доктор фон Кампрад отпивает минералки из стакана с эмблемой клиники, достает папку с рентгеновскими снимками.
- Вот посмотрите, в левой почке ничего серьезного не наблюдается. Несколько песчинок, это пустяки.  Но в правой, по крайней мере, два камня. Я говорю «по крайней мере», потому что там могут оказаться и рентгенотрицательные камни, о которых нам пока неизвестно. Кроме того, правый мочеточник заметно сужен по сравнению с левым…
Сорок Седьмой наклоняется к снимку и пожимает плечами:
- Одинаковые. Очень темный снимок.
Ханнелора подходит к стенду с подсветкой:
- Вот посмотрите на просвет.

- Из Тридцатой партии один жив до сих пор!
Новость производит впечатление.  Я неосторожно отхлебываю горячий чай и проглатываю, стараясь не подать вида. Что бы там ни было написано в моем досье о пониженной чувствительности,  мне больно.
Семнадцатый тем временем рассказывает, что слышал разговор ассистентов профессора. Мол, Орт-Мейер перепроверяет какие-то свои теоретические выкладки и поэтому Тридцатого временно переведут из больничного корпуса к нам,  в лабораторный блок.
- Почему мы раньше о нем не знали?
Восьмерка крутит пальцем у виска.
- Больничный корпус, - напоминает он.
- Еще дурее Двадцатки, - ухмыляется Семнадцатый.
Мы уже строили планы, как пробраться  в лабораторию и поглазеть, но Мария сама показала нам Тридцатого. Сейчас я догадываюсь, что это была ее попытка  пробудить в нас жалость и сострадание. Но тогда страх оказался единственным, что мы ощутили, страх настолько глубинный, что не нашлось сил признаться в нем даже самим себе…

48

Если Призрак клюнет на муляж, заготовленный для него в комнате у окна, я буду  разочарован.  Он выстрелит, выдаст себя, дальше все будет просто. Слишком просто. Не думаю, что он настолько деградировал. Это было бы от-вра-ти-тель-но. Как лепет  идиота.                                       

…  Тридцатый очень похож на нас, только лицо какое-то оплывшее, нечеткое. Он сидит на койке в боксе при лаборатории, теребит ворот больничной пижамы и опасливо улыбается.
- Что-то пошло не так, как было задумано, - говорит Мария негромко,- Вставший не на то место кусочек ДНК и  вечный трехлетний ребенок в результате. Стечение обстоятельств, чья-то ошибка, такое могло случиться с любым из вас.
Тридцатый улыбается ей, показывает на картинку с букетом ромашек на стене и с восхищенным сопением втягивает носом воздух:
- …Етики! – произносит он, брызнув слюной.
- Да, цветочки, - кивает Мария.
Это слюнявое улыбчивое создание кажется нам странным животным, по нелепой случайности претендующим на родство с нами. Но мы понимаем, что доктор Ковач говорит правду, и смотреть становится невыносимо, а наш неудачный двойник достает из- под подушки  ярко-желтую игрушечную уточку и протягивает ее Сорок Седьмому:
- Утя! Утя асивая!
- Замечательная.
Сдавленный  голос Семерки  пугает его,  он отшатывается, прижимая к себе игрушку:
- Утя аошая!  Аинькя! Не надо!
У Семнадцатого в глазах горит злой огонек, но он сдерживается.  Неизбежный вопрос задаю я, потом, когда мы уходим оттуда:
- Не понимаю, зачем его оставлять в живых, его и остальных таких.
- Двадцатку, например! – подхватил Изверг и дальше всё пошло как обычно, только игрушечная «утя» осталась нашим общим пугалом.
Нет, заверили мы сами себя,  к нам это отношения не имеет, с нами такого случиться не могло. Мы – лучшие…

Слишком долго его нет, значит, почуял, отказался от удобной позиции на чердаке. Я  даю сигнал ребятам на улице все-таки проверить дом напротив и передергиваю затвор Глока, отправляясь на трогательную братскую встречу. Впору прослезиться, я дотрагиваюсь  до уголка глаза, но там безнадежно сухо.

                                                   
47  &  48

Сорок Седьмой осторожно, с черного хода, входит в подъезд. Под ногой с тихим хрустом сминаются осколки разбитой лампочки, Призрак замирает, привыкая к темноте. Он и сам не знает, что заставило его прицелиться, но не выстрелить, положить винтовку в чердачную пыль и немедленно уйти оттуда. Предостережение Дианы? Ощущение фальши вокруг? Желание убить, глядя жертве в глаза? Мысль, что если информация Агентства верна, клиента надо допросить?
Притерпевшись к темноте, Сорок Семь осторожно поднимается на площадку второго этажа, спугнув обнюхивающую ступеньки кошку. Сорок Восьмой у него за спиной делает шаг вперед, нажимает на курок, спотыкается о пробегающую киску, лишь чуть-чуть теряет равновесие, но этого достаточно, чтобы…  Чтобы пуля попала Призраку не в затылок, а в плечо, чтобы он развернулся и выстрелил в Умника, чтобы они двумя тенями метнулись прочь друг от друга и замерли, высматривая смутный силуэт противника.
Выждав, Сорок Седьмой делает несколько шагов вверх по лестнице.
- Всё-таки хочешь добраться до клиента, Призрак? – говорит знакомый ему голос, - Не трудись, его там нет, ты купился на чучело.
Молчание. Сорок Седьмой узнал голос,  счел риск оказаться подстреленным на слух незначительным, откликнулся и стремительно переместился в сторону.
- Кто теперь устраивает твои дела, Умник, вместо покойного Ли Хонга?
- Слышал такое слово: фрилансер? Слушай, давай бросим стволы и поднимемся на третий этаж. Лампочки там я не трогал. Побеседуем, братец, у меня есть, что тебе сказать.
- Говори здесь.
- Половину удовольствия потеряю, если не буду при этом тебя видеть. Честно.
- Ладно, я согласен.
Звяканье брошенного оружия. Глок и Сильверболлер, подпрыгнув, замирают на грязном бетоне. Двое мужчин, выйдя на свет, рассматривают друг друга,  предъявляя  напоказ пустые руки. Словно в зеркало глядятся, даже если не обращать внимания на простреленную левую руку Восьмерки и пропитанное кровью правое плечо Семерки.
- Ах, да, - вспоминает Сорок Восемь, достает и бросает на пол нож, - А ты? Не стесняйся, я помню о твоей любимой игрушке.
Сорок Семь, помедлив, кивает и выкидывает второй Сильверболлер.
- Хочешь,  скажу, кто помешал твоим молениям на лоне природы? Сам ты  не догадался, иначе не был бы здесь.
- Про Бориса я знаю.
- Какой сообразительный мальчик! Это надо обмыть, где-то здесь я видел спиртное.
Сорок Восьмой распахивает дверь квартиры на третьем этаже, небрежно отпихивает кресло  с исполнившим свою роль манекеном и роется в шкафу, погрузившись в него чуть не по пояс.
- Как насчет Дианы Вернвуд? – спрашивает Умник, вынырнув с бутылкой и двумя бокалами в руках, - Страшно подумать, какие убытки ты нанес Агентству своими…высокоморальными терзаниями. Выпьешь?
- Нет.
Скрип придвигаемых к столу стульев, шуршание дешевой пластиковой скатерти.
- Ну, а я выпью, поскольку смят, раздавлен и уничтожен. Я надеялся продырявить тебе затылок, подарив кратковременное, но острое чувство профессиональной несостоятельности, доказать, что я лучше, но не вышло. Тебе повезло. Поэтому я пытаюсь взять реванш, рассказывая неприятные истины и наслаждаясь созерцанием твоей глупой рожи.
- Все-то ты знаешь, Умник, - говорит Сорок Седьмой.
Сорок Восьмой улыбается фразочке из детства, из того времени, что можно назвать их детством.
- Похищение твоего дружка-священника заказала Диана. Потом они с Борисом повздорили, она заполучила тебя, а он остался с ненужным никому заложником. То есть это он сначала так подумал, что никому…
Умник отпивает бренди, под прикрытием скатерти нащупывает подобранный в шкафу пистолет у себя за поясом и наставляет его в живот Призраку:
- Священника вернули обратно, но там дежурит целый отряд, ожидая твоего появления. Борис хочет убить тебя, насолив этим Диане. Тяжело быть ценной вещью, братец.
Сорок Седьмой морщится:
- Я – не вещь, я - человек.
Сорок Восьмой от этих слов морщится не меньше:
- Проповедей наслушался.  Сколько ты за них отдал? Пожертвовал все свои сбережения? Психотерапевт обошелся бы дешевле, а эффект тот же.
Ты теперь намерен притворяться человеком, обманывать самого себя, что рефлексы у тебя замедленны, а гемоглобина и тестостерона  в крови – в полтора раза ниже того, что на самом деле?  Пусть так, но где ты взамен возьмешь то, что у нормальных людей есть, а у тебя нет, и не будет?
- Это ты о чем?
- О женщинах, например. Как у тебя с этим?  Мозолей на руках нет? – издевается Умник и жмет на курок.
       Сорок Седьмого спасает только то, что он в бешенстве выскакивает из-за стола,  немного вбок, успевает понять и упасть на пол. Вторая выпущенная Восьмым пуля вскользь обжигает его бедро.  Семерка опрокидывает стол, сбивая противника с ног, и они, сцепившись,  катятся по полу.
- Видишь, - хрипит придавленный и обезоруженный Сорок Восемь, - какие  у тебя рефлексы, везунчик. Давай в  сердце, не в голову, мозгами я слишком дорожу, чтобы разбрасываться.
Лысый человек в черном костюме выходит на лестничную площадку, недовольно косится на поспешно замытые следы крови на плече  и спускается по лестнице. Он оставил свой пиджак, но переоделся в брюки Сорок Восьмого, они пострадали меньше. Умнику теперь все равно, а его близнецу необходимо добраться до припаркованной машины, по возможности не привлекая внимания.
Нельзя вычеркнуть из памяти услышанные слова, нельзя не выстрелить в того, кто пытался убить тебя. Невозможно пренебречь собственной гордостью, это такая колючая штуковина, ее не согнуть и не проглотить.

               
47
( три дня спустя)

Отец Витторио  ошеломленно оглядывает  усыпанное трупами поле боя, в которое превратилась маленькая церковь.       
- Сын мой…, - начинает он и умолкает, не договорив.
Сорок Седьмой неторопливо переворачивает тела, собирает патроны.
- Это ужасно, - говорит Витторио, - я не представлял себе, что человек может вот так…
Киллер оборачивается и мрачно перебивает:
-  Человек и не может. Не стоит так меня называть.
- Не надо, не надо говорить такое. Милость господня…
- … на меня не распространяется..
- Ох, как ты не прав, - вздыхает священник, - Не наше дело решать за Него. Гордыня, она - чувство дьявольское. Вот возьми.
Сорок Седьмой вытирает испачканные руки носовым платком, брезгливо отбрасывает его и берет протянутые четки.  Подносит их к лицу. Перед глазами  качается потемневшее от времени деревянное распятие
- Хотел бы я знать, - говорит клон, - Его тоже вырастили нарочно?
     
       Недовольно скрипит рассохшаяся на солнце створка ворот. Человек в черном костюме оборачивается, в последний раз оглянувшись на старые яблони с узловатыми ветвями. Кое-где на стволах видны светлые отметины,  выщербленные пулями следы. Человек вешает на столбик ворот четки с распятием и уходит прочь по пыльной дороге. В руке у него черный кейс с эмблемой в углу, составленной из острых колючих граней. Кейс покачивается  при ходьбе, отражая все еще яркие лучи солнца, клонящегося к закату. 
«Я таков, каким создан, - повторяет себе Сорок Седьмой,- С этим ничего нельзя сделать. Глупо притворяться перед самим собой не тем, кто ты есть». 

Вместо эпилога
                     
После долгой задумчивой паузы медленно сдвигаются зеркальные двери.
- Это не лифт, - вздыхает девушка, - Это динозавр какой-то. Так и вижу, как у него мысли по километровой шее ползут.
Человек в черном костюме, вошедший в кабинку вместе с ней, согласно кивает:
- Тогда мы - добыча, падающая в желудок.
- Фу! – морщит нос она и смеется, - А как-нибудь более романтично?
- Судьба – это достаточно романтично? - говорит он, ощущая прилив вдохновения, - То, что мы одновременно оказались в лифте, я один и не на работе – все это, несомненно, ее знамения.
- Я тоже в отпуске и не возражаю немножко поддаться  такой судьбе. Пойдем у нее на поводу?
«Приятный смех, - думает он, - и неглупый взгляд. Сейчас мы вместе поужинаем, а потом…Может быть, судьба вдруг захотела, чтобы я почувствовал себя нормальным человеком. Я уже три дня наблюдаю за ней, и она кажется все более очаровательной. Тянет смотреть на нее снова и снова. Когда мы окажемся наедине, я … Мальчишество, конечно,  но мне очень хочется подложить ей осколки на коврик у ванны.»